В начале сентября прошлого года на встрече с западными политологами из так называемого Валдайского клуба первый вице-премьер Игорь Шувалов предположил, что Михаил Ходорковский скоро выйдет на свободу и президентское помилование ему для этого не понадобится. Вице-премьер имел в виду поправку в Уголовный кодекс, которая тогда обсуждались в Думе, о том, чтобы считать сутки предварительного заключения за полтора дня в колонии. Идея принадлежала самим тюремщикам, которые хотят разгрузить переполненные колонии. Во время первого процесса Ходорковский очень много времени просидел в СИЗО, и, прими Дума такую поправку, к концу лета 2009 года он бы уже полностью отбыл срок. </p>
Поправка так и зависла в Думе. Впрочем, еще с весны прошлого года, когда Дмитрий Медведев стал президентом, пошли слухи, что Ходорковского вот-вот выпустят. Одни говорили, что по амнистии, другие - что Медведев его все же помилует. Потом Медведев дал понять, что не собирается миловать бывшего главу ЮКОСа, и слухи сошли на нет. Затем ничем не кончилась история с уже вроде как состоявшимся помилованием менеджера ЮКОСа беременной Светланы Бахминой. А в ночь с 20 на 21 февраля Михаила Ходорковского и Платона Лебедева спецрейсом вдруг привезли в Москву.
На этой неделе начинается суд, и он тоже может войти в историю - как четыре года назад первое дело ЮКОСа. Тогда все понимали, что Ходорковского наказывает лично Владимир Путин - за лишние амбиции в бизнесе и в политике. На этот раз ни у кого нет четкой картины, кому и зачем вдруг понадобилось довести до решающей фазы еще один громкий процесс.
Самая правдоподобная из версий звучит так: делу дан ход, чтобы лишить Ходорковского возможности неожиданно выйти на волю. Это уже было вполне реально. Во-первых, в мае, говорит думский источник, Дума скорее всего примет-таки поправку, приравнивающую один день в СИЗО к полутора дням в колонии. Во-вторых, Ходорковский мог бы выйти условно-досрочно. С лета прошлого года, не будь второго дела, достаточно решения суда по месту отбывания наказания - и он свободен. Новый процесс позволяет с гарантией держать его за решеткой. Но каким будет приговор, сегодня не может сказать никто. Первый суд над Ходорковским имел столь сокрушительное влияние на историческую судьбу России в начале XXI века и на политическую судьбу Владимира Путина именно потому, что возвращал репрессию в практику политической и государственной жизни. Всем было ясно, что на примере Ходорковского новая путинская элита намерена подавить волю к сопротивлению вышедшей из 1990-х и не пуганной тюрьмами и репрессиями прежней элиты. Букварь новой жизни, написанный по следам того процесса для героев 90-х, включал всего несколько практических важнейших истин: 1) лучше добровольно отдать часть, чем потерять все; 2) лучше потерять все, чем сесть в тюрьму. А одним из главных этических принципов этой новой жизни стало сознание того, что нет никакого смысла в сопротивлении и не может быть никакого вознаграждения за стойкость. Это была хартия прагматической капитуляции под лозунгом «Несвобода лучше, чем еще большая несвобода». И те, кто вынужден был отдать все, могли чувствовать себя более счастливыми, чем те, кто сидит в тюрьме, а те, кто добровольно отдавали часть, более умными, чем те, кто потерял все. В этом была стройность мировоззренческой конструкции, утверждавшей, что есть два полюса — бабло и тюрьма, и выбор очевиден, что против лома нет приема и что в принципе принципы — удел неудачников и маргиналов. Михаил Ходорковский, каждой своей тюремной репликой утверждающий, что ни о чем не жалеет и неудачником себя не считает, Михаил Ходорковский, выходящий из тюрьмы по отсидке полного срока, — это невыносимый удар по всей конструкции.
Полностью здесь: БИС СУДА И СЛЕДСТВИЯ. Новое дело ЮКОСа понадобилось, чтобы Михаил Ходорковский вдруг не вышел на волю. Но чем оно кончится, не может сказать никто
И здесь: СОРОК СРОКОВ. Дело ЮКОСа стало самым массовым процессом в истории современной России.
А вчера вышла очень точная статья Кирилла Рогова в "Новой":
Бумеранг. Если Ходорковский по окончании срока вот так просто выйдет из тюрьмы, это будет непоправимый удар по системе репрессий.